Следующий материал о жителях нашего города - участниках исторических событий времен Великой Отечественной войны предоставлен информационным агентством "Серебряный город".

ТЕТРАДЬ О БЛОКАДЕ

Три монолога детей войны

Почти 900 дней ужаса и боли, тысячи исковерканных судеб, написанные кровью страницы истории и метроном, отсчитывавший ритм Ленинграда и замолчавший только в мае 1945 года… 27 января в России отмечается снятие ленинградской блокады.

Накануне этой даты корреспондент «СГ», купив цветы, отправился на встречу с бывшими блокадниками, хотя термин «бывшие» к ним явно не подходит. Люди, пережившие блокаду, всю оставшуюся жизнь помнят голод, холод и ужас, который ледяной цепью сковывал каждый сантиметр их тела. Так с этими воспоминаниями и живут…

Пензенцы, с которыми нам удалось поговорить, будучи детьми, жили в Ленинграде. По воспоминаниям каждого из них можно было бы снять полнометражный фильм.

Страх помог

 Тамаре КРЫЛОВОЙ было всего пять лет, когда началась блокада. Но она до сих пор помнит о том, как не согревала буржуйка, и поэтому греться приходилось между двумя перинами. А еще на всю жизнь в память врезалось, как грели миски перед тем, как налить в них суп из сушеной крапивы и лебеды.

«Дома на окраине Ленинграда были деревянные, — рассказывает Тамара Ивановна. – Часто их жителей расселяли, а дома разбирали на дрова, чтобы отапливать больницы и школы. Электричества не было…

Как-то шли мы с мамой ночью на работу. Темно, ничего не видно, под ногами рытвины и колдобины (ровных дорог почти не осталось). И вдруг земля ушла из-под ног: чувствую – летим в бездну. Потом выяснилось, что мы провалились в огромную воронку, которая образовалась на месте высоченного дома. Если бы мы с мамой сразу упали на дно этой злополучной воронки, то наверняка бы разбились. Но нам повезло: мы запутались в проводах, скорость падения была замедлена, и мы остались живы.

В чувство меня привел мамин голос: «Тома, ты жива?». — «Жива…» — пролепетала я. «Ползи ко мне». И я поползла. А потом мы стали думать, как выбираться. Но что могли придумать ослабевшие от голода женщина с девочкой? Да ничего! Просто карабкались наверх, цепляясь за все, что можно. А когда до спасительного края воронки оставался метр – по закону подлости скатывались вниз.

Мне казалось, что мы никогда не выберемся, так и останемся на дне огромной черной ямы. Но мама упорно заставляла меня карабкаться, приговаривая: «Не плачь, мы обязательно выберемся! Иначе нельзя: если я опоздаю на работу и не успею истопить печь, пока не пришли рабочие, меня отправят в тюрьму, а тебя в детский дом». Слова «тюрьма» и «детский дом» были тогда для нас самыми страшными на свете. Так с этим страхом из ямы и выбралась».

Еще одно яркое воспоминание о блокадном Ленинграде связано у Тамары Крыловой с новогодней елкой. «Папу убили в декабре 1941 года, — рассказывает моя собеседница и словно снова оказывается в том страшном времени. — Председатель профсоюзного комитета сказал маме: «Приведи дочку на профсоюзную елку, пусть порадуется». А елка устраивалась для детей научных сотрудников. Конечно, мама привела меня на новогодний праздник, и моей радости не было предела. Саму елку я уже не помню, но перед глазами до сих пор стоит вестибюль с огромной кучей игрушек в углу. Чего там только не было: и машинки, и пупсики и конструктор, и мишки… Но меня заворожила большая красивая коробка, которая находилась на самом верху кучи. Она была открыта. В коробке – о, чудо! – лежала большая кукла. От такой красоты у меня даже дыхание перехватило. «Вот игрушки, выбирай, что хочешь», — сказал председатель профкома и подвел меня к куче подарков. Разумеется, я выбрала куклу, которая в то время была мне до пояса. Наверное, это был самый лучший подарок из всех, которые я получала в своей жизни».

«Обыкновенное» чудо

Когда началась война, Нина ЩУКИНА вместе с родственниками жила на даче. Маленькая девочка не сразу поняла, почему в сторону родного Ленинграда полетело так много самолетов.

«Но мы все равно вернулись в город, потому что думали, что все очень быстро закончится, — вспоминает бывшая блокадница. – Первое время даже работали детские сады, которые в то время были при каждом заводе и крупном предприятии. Пока ребятишки находились под присмотром воспитателей, их родители копали окопы.Как только начиналась бомбежка, все население Ленинграда бежало прятаться в бомбоубежища. Помню, как мы вышли из него первый раз: небо черное, воздух пропитан гарью, и непонятно, что произошло…

Зимой в коммунальной квартире нас спасала голландка. В печь кидали все, что могли. Она слабо, но грела. Чтобы хоть как-то согреться, мы спали все вместе – я, мама и брат. Сверху накидывали целый ворох одежды и одеял, иначе можно было замерзнуть насмерть.

Самыми голодными для нас были декабрь — январь 1941 – 1942 годов. Бывали дни, когда есть вообще было нечего: хлеб не давали даже по карточкам. Как мы выжили, ума не приложу, наверное, это чудо.

Кроме постоянного чувства голода мне запомнился голос диктора, который по радио передавал сообщения о воздушных тревогах и вести с фронта. Кстати, радио работало постоянно, даже какие-то передачи были. Например, про Зою Космодеянскую рассказывали. Для Ленинградцев радио было чем-то вроде ниточки, которая связывала их с Большой землей».
5 июля 1942 года семье Щукиной приказали из Ленинграда эвакуироваться. На Финском вокзале каждому выдали по котелку пшенной каши. На поезде они добрались до Ладожского озера, где их пересадили на баржи. Детей рассадили внизу, а взрослых — наверху.

«Только мы переплыли озеро, как раздался оглушительный крик: «Ложись! Воздушная тревога!». Это «мессеры» налетели. Стреляли прицельно, но нам снова повезло – мы опять выжили. А потом нас загрузили в теплушки и объявили: «Поедете на Кавказ!» Но вместо этого повернули в сторону Сибири. Так мы попали в город Ишим, вернее, в деревню. Жили в одном доме с немкой, у которой было двое детей. А потом… А потом я с братом попала в детский дом, а мама в социальный, вроде бы так заведение называлось».

Для того чтобы вернуться в родной город, обязательно нужен был вызов. Его не было, как и денег, на которые можно было бы купить билеты. Правда, после войны Ниночке удалось поступить в Ленинградский техникум связи, а ее брату в ремесленное училище. Но вернуться в родную квартиру на Невском проспекте было уже нельзя – ее заняли совсем незнакомые люди.

Жуткие бревна

«К началу Отечественной войны мне исполнилось 7 лет, — вспоминает Лев МАКАРОВ. — Бесконечные бомбежки вынудили нашу семью уйти в лес. Так мы стали беженцами. Через несколько дней добрались до станции Ораниенбаум, откуда производилась эвакуация вглубь страны. И если бы немцы не блокировали Ленинград и часть Финского залива, то, наверное, мы бы успели уехать».

Семья Льва Федоровича осталась жить в деревне Пеники. 82-летний мужчина до сих пор вспоминает зенитное орудие, установленное во дворе их дома, которое то и дело стреляло по немецким самолетам.

«Солдаты-артиллеристы кормили нас, мальчишек, обедом, который состоял из супа и каши, — продолжает мужчина. – Поскольку деревня находилась на высоком берегу Финского залива, нам хорошо было видно, как авиация бомбит Кронштадт.

Но вскоре нам пришлось перебраться из деревни Пеники в деревню Кандакюля, которая находилась в 30 — 40 километрах от нее западнее по побережью. Там мы встретились еще с одним страшным врагом – голодом. Чтобы выжить, есть приходилось все: очистки, мороженую картошку, жмых, дважды даже ели кошек. От голода умерли мои бабушка, дядя и тетя с новорожденным малышом».

В марте 1942 года маленького Льва вместе с остальными жителями деревни на машинах по льду Финского залива перевезли на северный берег. Далее от станции Лисий Нос до станции Борикова Грива — в пассажирских вагонах. На улице было холодно, морозило. В вагонах – теплее, но очень тихо: все смотрели в окно и молчали.

«Я не понимал, почему такая тишина, до тех пор, пока тоже не глянул в окно: светило вечернее солнце, освещавшее длинные штабеля бревен, мимо которых катился поезд. И только приглядевшись, можно было понять, что это не бревна, а замороженные человеческие тела…»

Кстати

Блокада Ленинграда началась 8 сентября 1941 года и длилась почти 900 дней. За это время, по разным данным, погибло от 400 тысяч до 1,5 миллиона человек. Более 1,5 миллиона человек были награждены медалями «За оборону Ленинграда».